— Благодарю тя, бога и спаса моего, что сподобил меня, своего
грешного раба, избавиться от насильственной смерти. — Потом, лизнув перстень свой «Кердечень», присовокупил: — Спасибо и Менгли-Гирею!.. А то, пожалуй, далеко ли дьяволу до наущения, и через кровных подсыпят. Ныне своих бойся более чужих.
Неточные совпадения
— Ох,
грешный я человек! — каялась она вслух в порыве своего восторженного настроения. — Недостойная
раба… Все равно, как собака, которая сорвалась с цепи: сама бежит, а цепь за ней волочится, так и мое дело. Страшно, голубушка, и подумать-то, што там будет, на том свете.
И держал ей медведь такую речь:"Ты на что, божья
раба, испужалася! мне не надобно тело твое худое, постом истощенное, трудом изможденное! я люблю ести телеса
грешные, вынеженные, что к церкви божьей не хаживали, середы-пятницы не имывали, великого говенья не гавливали. постом не постилися, трудом не трудилися! А тебе принес я, странница, медвяный сот, твою нужу великую видючи, о слезах твоих сокрушаючись!"
«Боже преславный, всякого блага начало, милосердия источниче, ниспошли на нас,
грешных и недостойных
рабов твоих, благословение твое, укрепи торжественное каменщическое общительство наше союзом братолюбия и единодушия; подаждь, о господи, да сие во смерти уверяющее свидетельство напоминает нам приближающуюся судьбину нашу и да приуготовит оно нас к страшному сему часу, когда бы он нас ни постигнул; да возможем твоею милосердою десницей быть приятыми в вечное царствование твое и там в бесконечной чистой радости получить милостивое воздаяние смиренной и добродетельной жизни».
Ахилла вздохнул и вслед за ним сделал то же. В торжественной тишине полуночи, на белом, освещенном луною пустом огороде, начались один за другим его мерно повторяющиеся поклоны горячим челом до холодного снега, и полились широкие вздохи с сладостным воплем молитвы: «Боже! очисти мя
грешного и помилуй мя», которой вторил голос протопопа другим прошением: «Боже, не вниди в суд с
рабом твоим». Проповедник и кающийся молились вместе.
Услышь господи
грешные молитвы
раба твоего! — примолвил Истома, устремив к небесам глаза свои, выражающие душевное смирение и усердную молитву.
Верный
раб Мишка плелся за ним, как
грешная душа.
Генерал даже поднялся с лавки и принялся размахивать палкой, показывая, как палач Афонька должен был вразумлять плетью
грешную плоть верного
раба Мишки. Прохожие останавливались и смотрели на старика, принимая его за сумасшедшего, а Злобин в такт генеральской палки качал головой и смеялся старчески-детским смехом. В самый оживленный момент генерал остановился с поднятой вверх палкой, так его поразила мелькнувшая молнией мысль.
— Господи, помяни
раба твоего,
грешного Левонтия, и учини его в рай, привычной нищенской скороговоркой зашептал Козел. — Убили Бузыгу, — сказал он с притворной печалью.
Как же быть мне —
В этом мире
При движеньи
Без желанья?
Что ж мне делать
С буйной волей,
С
грешной мыслью,
С пылкой страстью?
В эту глыбу
Земляную
Сила неба
Жизнь вложила
И живет в ней,
Как царица!
С колыбели
До могилы
Дух с землею
Ведут брани:
Земь не хочет
Быть
рабою,
И нет мочи
Скинуть бремя;
Духу ж неба
Невозможно
С этой глыбой
Породниться.
— У нас в семье, как помню себя, завсегда говорили, что никого из бедных людей волосом он не обидел и как, бывало, ни встретит нищего аль убогого, всегда подаст милостыню и накажет за
рабу Божию Анну молиться — это мою прабабушку так звали — да за
раба Божия Гордея убиенного — это дедушку нашего, сына-то своего, что вгорячах
грешным делом укокошил… говорят еще у нас в семье, что и в разбой-от пошел он с горя по жене, с великого озлобленья на неведомых людей, что ее загубили.
И закажи ты им, и попроси ты их, усердно бы молились всемилостивому спасу и пресвятой богородице о прощении
грешной души
раба б о ж и я князя Алексия, искупили бы святыми молитвами своими велия моя прегрешения…
— Пресвятая Мать Богородица явилась мне,
грешному, недостойному
рабу.
Днем на людях, только у них и слова, как Христову
рабу довлеет жить на вольном свету: сладко не есть, пьяно не пить, телеса свои
грешные не вынеживать, не спесивому быть, не горделивому, не копить сокровищ и тленных богатств земных, до сирых, убогих быть податливу, — а ночью, как люди поулягутся и уйду я в каморку, — честные старцы по вечерней трапезе не на правило ночное становятся, а, делом не волоча, к пуховику на боковую.
И мир «социалистический» может показаться ему все тем же ветхим миром, старым миром
грешного человека,
раба своих страстей, своих злобных и корыстных инстинктов, все тем же «буржуазным» миром, но по-новому механически переставленным и изменившим свои внешние оболочки и одеяния.